|
Справки
о реабилитации. Обращает на себя внимание фраза в тексте первой справки
«…по вновь открывшимся обстоятельствам…». Получается, что судебные действия
были правомерны, но только отсутствие некоторых обстоятельств, открывшихся
через 20 лет, привело к ошибочному приговору. Лишь в 1996 году во вновь
полученной мною справке признается необоснованность приговора.
3. Мама. Продолжение.
Во время следствия мама находилась сначала во
внутренней тюрьме на Лубянке, затем - в Бутырке.
О том, как проходили допросы, мама мне не рассказывала. Эта процедура
многократно описана в нашей «самиздатовской» и легальной послепере-строечной литературе, Солженицыным, Шаламовым
и другими. Закончился процесс тем, что маме зачитали приговор, вынесенный «чрезвычайной
тройкой» Верховного суда: 8 лет лагерей с последующим поражением в правах.
От нее даже не потребовали формального признания себя виновной.
При нашей встрече мама рассказала мне,
что ранее она не могла понять, почему отец согласился с выводами обвинения:
«при царизме мы превращали суд над нами в суд над царскими палачами»,
говорила она. А здесь, и суда, как такового просто не было.
Письма от нее приходили сначала из
Ярославля, где в это же время сидел отец, затем - из Вологды и, наконец, из
различных лагерей, расположенных в Новосибирской области. В этих письмах не
содержалось ничего о том, какие условия существования существовали в
многочисленных лагерях. В то время ничего об этом вообще не было известно:
оттуда, как правило, никто не возвращался. Если же кто-нибудь и
возвращался, то рассказывать об этом ему было
категорически запрещено под страхом возвращения обратно. Хотя
вспоминаю один случай: в техникуме преподавала историю и немецкий язык Сара
Абрамовна Франкфурт – жена немецкого коммуниста, профессора, приехавшего в
СССР после установления в Германии фашистского режима. Некоторое время он
преподавал что-то в Ростовском университете, в 1936 году (или ранее) он был
арестован. Во время допросов сошел с ума и в совершенно бессознательном
состоянии был отпущен, вскоре умер. Рассказывали, что он целыми днями молча
сидел, обратившись лицом в угол. Вздрагивал при малейшем звуке. Когда к
нему обращались, плакал, глядя на собеседника виновато, выражение лица его
было похоже на морду побитой собаки….
Тетя Соня периодически посылала маме
посылки по адресам Новосибирского Гулага на станции Чаны.
Ей
пришлось перенести и лесоповал и все прочие
атрибуты лагерной жизни. В какой-то мере ей повезло: ее взял на работу в
лагерную санчасть заключенный врач, знакомый по обществу бывших
политкаторжан. Благодаря этому она выжила в особенно суровые годы войны.
Несмотря на окончание срока заключения, до войны ее задержали до конца
войны. А ведь ей предстояло еще отбыть трехлетнее «поражение в правах». Уже
после
Это была деревня Кыштовка
в 250 км севернее Новосибирска. (26 октября 1998 года я, случайно
переключив телевизор на 5 канал, обнаружил, что речь идет о той самой Кыштовке, которая, оказывается, была в числе 5 районов,
отведенных для расселения политических заключенных, отбывших срок
наказания. Увидел улицу деревенских домов, в конце которой
ранее находилось здание милиции и районного отдела МГБ, кусочек кладбища с
покосившимися крестами и множеством безымянных холмиков. Под
одним из них лежит мама ....). Приехала она туда без средств к
существованию, без жилья, без специальности, которая могла бы найти
применение в этом месте.
В дореволюционное время политическим
ссыльным полагались, так называемые, «кормовые», 15 руб. По Сибирским
условиям этого было недостаточно для прожития, но ссыльные объединялись в
«коммуны» и, организовывая совместный быт, складывая в «общий котел»
получаемые из дома посылки и денежные переводы, существовали вполне сносно.
В Советском Союзе сосланные в глушь бывшие заключенные были обречены на
голод и нищету, не имея никаких средств к существованию.
Те из них, кто имел родственников на «большой земле» могли получать от них,
хоть и бедствующих в послевоенной голодухе,
небольшую помощь. У мамы, кроме меня – солдата стройотрядовца, получавшего
10 руб в месяц
(стоимость одной пачки «Беломорканала»), не было никого.
|
