|
"Ванда" - партийная кличка
мамы, члена подпольной революционной организации.
1906 год
3. Мама.
Дед мой по матери - Самуил Вакс во
второй половине XIX века был, вероятно, хорошим портным, пользовавшимся известностью
в Кишиневе. Он был достаточно состоятельным, настолько, что смог определить
в классическую гимназию двоих из трех своих детей: мою мать и ее старшего
брата Мориса. Младшая сестра - Маня получила образование уже в Нью-Йорке,
куда дед эмигрировал в 1904 году, спасаясь от еврейских погромов. Ему
удалось вывезти всю свою семью, за исключением дочери Кати - моей мамы,
которая увлеклась революционной деятельностью, вступила в организацию «СР’ов-коммунистов», участвовала в отрядах самообороны,
за что была арестована царской охранкой. В 1906 году она была приговорена к
6 годам каторжной тюрьмы и последующей ссылке «на поселение».
Пребывание в Рижской каторжной тюрьме
(стены которой до сих пор встречают пассажирские поезда, подъезжающие к
Риге) для 16-летней девушки было тяжелейшим испытанием, однако ни в коей
степени не могло сравниться с тем, что ей пришлось пережить впоследствии в
сталинских лагерях.
В Нью-Йорке, со временем, семье моего
деда удалось прочно обосноваться. Мой дядя Морис стал удачливым
бизнесменом. Верная своим «социал-революционистским» взглядам, мама за это
презирала его, называя эксплуататором и буржуем. Они не переписывались.
От тети Мани периодически приходили
письма, с фотографиями и сообщениями о жизни семьи; в конверты, обычно,
были вложены листочки с письмами деда. Иногда дед вкладывал в письмо купюру
во сколько-то долларов. Тогда, мы с мамой
совершали путешествие в «Торгсин» («Торговля с иностранцами»). Теперь вряд
ли кто-нибудь помнит о существовании таких магазинов. В
голодные тридцатые годы, когда по карточкам выдавали воблу, считавшуюся
деликатесом, торгсин (им был Елисеевский магазин
на Тверской) поражал обилием роскошных продуктов, умопомрачительными
запахами и полным отсутствием публики. Помню, как вежливый продавец
демонстрировал маме различные, не виданные мной ранее, колбасы и тоненькими
ломтиками нарезал их в промасленную бумажку.
Последнее письмо пришло через день
после ареста мамы - в марте 1937 года. Естественно, оно осталось
без ответа и на этом наши связи прервались навсегда. В дальнейшем,
при заполнении анкет на вопрос «Имеете ли родственников за границей?» я
уверенно отвечал «Нет».
|
